Наконец, не был причиной начала войны и внутренний кризис в Чеченской Республике. После разгона республиканского парламента в июне 1993 года оппозиция там оставалась внесистемная и вооруженная, и лидеры этой оппозиции обращались к Москве за помощью, но долгое время не находили там ответа.Тут мы переходим ко второму вопросу: почему эти войны начались именно в 1994 и в 1999 годах? То есть, и в 1993 году «оппозиции» оказывалась определенная поддержка, но не сравнимая со следующим 1994 годом. Более того, «первая чеченская» могла начаться и в 1991, и в 1992 годах. 8 ноября 1991 года, когда Ельцин подписал указ о введении в Чечено-Ингушетии чрезвычайного положения, в республику были направлены силы спецназа внутренних войск. Разумеется, свою роль сыграло и то, что оружие для спецназовцев было направлено в Моздок, а их, безоружных, блокировали на летном поле, подогнали топливозаправочные машины и угрожали сжечь. Но не менее важно было то, что 11 ноября Верховный Совет РСФСР на сессии отказался утвердить президентский Указ о введении ЧП. Тогда разделение властей сыграло свою роль. Но после 4 октября 1993 года от российского парламента уже трудно было ожидать подобной принципиальности.Есть основания полагать, что в начале ноября 1992 года на какое-то время в Москве в президентских структурах снова возобладала идея разрешить чеченский вопрос силовым методом. Поводом для этого послужил начавшийся вооруженный осетино-ингушский конфликт, начавшийся 30 октября 1992 года в Пригородном районе Северной Осетии. В регион были переброшены части российской армии. И, хотя 2 ноября Дудаев заявил о нейтралитете Чечни, введенные в Ингушетию российские войска вышли на административную границу Чечни, имея в качестве последующей цели выдвижение на территорию Чечни; по-видимому, под предлогом и под прикрытием урегулирования этнического конфликта предполагалось решить проблему чеченского сепаратизма. 10 ноября Дудаев ввел чрезвычайное положение, началось создание республиканской мобилизационной системы и сил самообороны, и вооруженное противостояние могло перерасти в вооруженный конфликт. Но в ситуацию вмешался исполнявший обязанности ПредседателяПравительства РФ Егор Гайдар, и 18 ноября между делегациями Чечни и Российской Федерации была достигнута договоренность о разведении российских и чеченских вооруженных формирований. Присутствие в правительстве вменяемых и независимых политиков, способных принять самостоятельное решение независимо от «силовиков», также бывает важно. Однако ни в 1991, ни в 1992 году большая война так и не началась. Ситуация изменилась с декабря 1993 года, когда чеченская проблематика стала одним из важнейших инструментов борьбы за власть в Москве. После поражения «партий власти» на парламентских выборах в декабре 1993 года в аналитических центрах, близких к Администрации Президента России, было принято решение «перехватить электорат» победивших партий путем «перехвата лозунгов». Поскольку победили КПРФ и ЛДПР, партии «национально-патриотического» направления, было решено сделать нечто «национальное и патриотическое», вернуть отложившуюся провинцию в лоно империи... то есть восстановить статус Чечни как субъекта Российской Федерации. Было начато форсированное осуществление «плана Шахрая» (переговоры на фоне силового давления) — вплоть до свержения Дудаева и замены его на политиков, лояльных Москве, с тем чтобы заставить Чечню снять вопрос о самоопределении вне России. Полгода спустя выяснилось, что потенциал переговоров оказался гораздо ниже, чем возможности «силового давления». Внутри самой исполнительной власти сузился круг лиц, влияющих на происходящее вокруг Чечни, и к сентябрю Аналитический центр при Президенте РФ перестал получать какие-либо поручения по чеченской проблематике. От курирования чеченской проблемы фактически был отстранен и Шахрай, автор концепции «переговоров на фоне силового давления». Ответственные за «давление» спецслужбы и «силовики» оказались в положении, когда они выступали одновременно и в роли «заказчика», и в роли разработчика планов операций в Чечне. Они же затем оценивали планы как экспертные структуры, осуществляли сами операции, и оценивали результаты. При такой организации, при отсутствии контроля — не то что независимого, общественного, парламентского, но хотя бы внутриведомственного — катастрофический вариант развития событий стал неизбежен. Когда летом 1994 года выяснилось, что финансовые вливания в «оппозицию» не дают должного результата, начались поставки оружия, сначала легкого, затем — тяжелого, затем — техники с экипажами. Осенью уже шла вербовка офицеров российской армии для комплектования экипажей танков. Параллельно в Главном оперативном управлении Генштаба началась разработка крупномасштабной военной операции. После каждой неудачи следовал единственно возможный вывод: выбранная линия правильна и не подлежит пересмотру, необходимо лишь наращивание сил и средств. И когда 26 ноября 1994 года штурм Грозного силами «оппозиции» провалился, большая война стала неизбежна. Вопреки первоначальным намерениям, рейтинг исполнительной власти и Бориса Ельцина не вырос, напротив, к началу 1996 года он опустился до околонулевых значений. Наоборот, если до 26 ноября 1994 года в Чечне власть «лежала на земле», то после начала войны народ сплотился вокруг Джохара Дудаева. «Первая чеченская» шла по преимуществу в соответствии с потребностями текущей российской политики. Она была начала для повышения рейтинга исполнительной власти. Две остановки боевых действий (в середине февраля и в конце апреля — начале мая 1995 года) были обусловлены «требованиями момента», внутренними или внешними. Точно так же, длительное «замирение» в мае-июле 1996 года объяснялось предвыборными соображениями: боевые действия возобновились сразу после второго тура президентских выборов. Только дважды, после теракта в Буденновске в июне 1995 и после взятия Грозного чеченскими отрядами в августе 1996 года, российская исполнительная власть действовала с учетом реально сложившейся на Кавказе ситуации. Совершенно противоположным образом события развивались перед началом «второй чеченской». И российские силовые структуры, и власть в целом словно старались забыть о Чечне — как будто в расчете на то, что ситуация «сама рассосется». Были забыты и остававшиеся в плену российские военнослужащие, а о массовом захвате заложников вспоминали только журналисты и правозащитники. Были захвачены в заложники сначала полпред России в Чечне Валентин Власов, затем представитель МВД Геннадий Шпигун — и только после этого было принято решение о подготовке силовой операции. Но и это решение могло «завязнуть», если бы не вмешались потребности текущей российской политики. В августе, а еще в большей степени в сентябре-октябре 1999 года удалось то, что не получилось в 1994–1996 годах: «маленькая победоносная война» позволила поднять практически с нуля до недосягаемых значений рейтинг — но уже не Бориса Ельцина, а его преемника Владимира Путина. Нет, не нефть, не деньги, не борьба с террористами и криминалом — главной причиной и движущей силой «чеченских войн» с самого начала была субстанция куда более притягательная: власть.
